Ночь прилипает намокшей прядкой к щеке, и солоно так во рту. Мне бы скорее первый увидеть снег, да целовать его на лету. Пальцы дрожат, я бы в горсть взяла все твои смс. Грела их, нянькала, берегла, лишь бы ты не исчез. 
Тихо сопит опустевший дом, во мне ни следов ни сил. Я стану обратно твоим ребром, лишь бы ты попросил. Я выльюсь морями за берега, разрушив к чужим мосты. Проснувшись тем утром, я вдруг поняла, что лучше и нет, чем ты. Что лучших штампуют в другом Раю, что лучшие — не про нас, что фраза «я просто тебя люблю» — одна из желанных фраз.
И плачется… плачется по ночам, так горько, что жмёт в груди озябшее сердце, к твоим рукам успею ли донести? Шепчу только «Господи» в тишину, и падаю на кровать, — прошу, если я его обниму, мне сил не заплакать дать.

Знаешь кто ты? Ты ― чудовище. Настоящее чудовище. И я терпеть тебя не могу. Но, знаешь что? Я тебя раскусила. Вся твоя чудовищность ― это … это всего лишь игра. Игра. Огромная широченная ширма. И ты рычишь и щелкаешь зубами, но у тебя… все болит. В твоей лапе сидит огромный шип. В твоей чудовищной лапе. Ты лев Андрокла. Милый, милый лев

ты говоришь: «мой друг,

моя Планета тает!

мне страшно что она

замкнется на тебе!

я чувствую как мне

дыханья не хватает,

и стал привычный шаг

неровным при ходьбе!»

ты говоришь тебя

пугают злые мысли,

о том что я могу 

Планету отобрать...

как просятся глаза

изведать смысл жизни!

и я ложусь в твою

тревожную кровать.

я кутаю рукой

твои большие плечи,

и чувствую как страх

сбегает по плечу;

как только ты уснешь

потухнут сами свечи,

я покидая дом

спокойно прошепчу:

— не бойся ничего;

у страха смысла нету.

будь ко всему готов,

и телом, и душой.

я заберу твою

карманную  Планету,

но через много лет

верну ее 

Большой.

Каждое утро

кто-то другой

просыпается вместо меня

берет мое имя

надевает мое лицо

говорит моим голосом

курит мои сигареты…

И я ничего не могу поделать

с этой чудовищной несправедливостью

утешая себя лишь тем

что может быть все иначе

и это не он а я

каждое утро

просыпаюсь вместо него

Она не поддакивала ему и не таращила многозначительно свои синие глаза, чтобы доставить ему минутное удовольствие. «Мне не нужно ваше расположение, – думала она в такие минуты, содрогаясь от его ледяных поклонов, – мне нужно, чтобы вы не умели без меня обойтись…»

Она играла сама себя, и потому ее не волновали угрызения совести.

… это вечное я_не_забуду впечатано в память, кислотой разъедая органику, льётся по венам. я тянусь к тебе, солнце, слабеющими руками, эй, ты знаешь, мне скоро конец, мне конец, наверное. эта вечная память меня изнутри сжигает, вместо нервов и мышц оставляя лишь дым и угли. я всё помню, я слишком_помню, как в этом июне у меня отобрали имя моё, лето, и... 
и, ты знаешь, ещё я помню совсем другое: коридор, тебя, стоящего на коленях, все 'прости. вернись. мы исправим', и солёность губ, и тепло ладоней, и как были одним, беспечно друг другу веря, долгие вечера и лампочек отблик в чае.

возвращайся, пожалуйста, встань, посмотри в глаза мне.

я люблю
я люблю
я люблю тебя

и прощаю.